Источник

Бехметьева Л.Ю., научный руководитель д-р филол. наук, профессор Говорухина Ю.А. Сибирский Федеральный Университет

Поэтический акционизм в широком смысле можно определить как эстетическое явление, генетически восходящее к античной декламации, в том её изводе, который был тесно связан с театральным перфомансом, а также к модернистским литературным практикам: дадаизму, сюрреализму и более позднему шозизму. Под поэтической акцией при этом понимается «вторжение радикального художника на не готовую к этому публичную территорию с последующим скандалом, провоцирующим власть реагировать, а зрителя – думать» [5]. Это понимание современной поэтической акции особенно сближается с постоянными провокациями дадаистов самих себя и окружающих, призванными «расшатать» рамки обыденного сознания и «вытащить человека из гетто привычных вещей и предсказуемых связей» [Там же]. В рамках работы Лаборатории Поэтического Акционизма были разработаны и приведены в исполнение ряд уличных акций прямого действия, трансформаций городской среды (под которыми понимаются пространственные действия и композциции), интервенций в различные закрытые помещения (галерея, супермаркет) и перфомансов. Поэты Лаборатории (Павел Арсеньев, Дина Гатина и Роман Осминкин) регулярно участвуют в уличных чтениях, устраиваемых совместно с различными самоорганизованными инициативами. Есть у Лаборатории и своя документация, которая «существует в форме видеозаписей, фотографий, текстов задействованных стихотворений и текстов листовок, распространяемых во время некоторых акций», и в максимально исчерпывающем виде представлена на сайте организации [3]. Являясь, несомненно, актуальным направлением современной поэзии, Лаборатория Поэтического Акционизма как рабочее объединение поэтов, художников и философов ставит своей целью «разотчуждение повседневности через насыщение городского пространства поэзией» [Там же]. Понятие «отчуждение» здесь используется в интерпретации Э. Фромма, который считал, что в современном обществе «отчуждение становится почти всеобъемлющим. Оно пронизывает отношение человека к его труду, к предметам, которыми он пользуется, распространяется на государство, на окружающих людей, на него самого <…> человек становится чужим самому себе. Он как бы “остраняется”, отделяется от себя» [4, с. 230]. Описанные тенденции в России носят особенный характер, что обусловлено как недавним историческим прошлым страны, так и ментальностью населения. Мотивы социального отчуждения, подчас принимающего форму изоляции, а также «паралича политической воли» в большей или меньшей степени являются сквозными в творчестве поэтов Лаборатории, но наиболее ярко они проявились в поэтическом сборнике П. Арсеньева «Бесцветные зелёные идеи яростно спят». Актуальными художественными фиксациями социального отчуждения, характерного для общества «постсоветской формации», можно считать такие тексты Павла Арсеньева, как «Религия – это стоматология», «Поэма товарного фетишизма», «Поэма солидарности (она же разобщенности)», где уже в самом названии заложена антитеза существования современного человека, бытование в модусе шизофренической раздвоенности: Возвращайтесь в аудитории, они защищены от сумбура улицы — бесподобной-архитектурой-модерн-фасадом, Защищены от всей этой глупости и надсады. <…> Только в аудиториях священное исследовательское негодование можно будет без утечки направить на подробное описание всех нарушений и попраний. Состроить немой упрёк системе. Не мой и ничей, ведь все мы, в сущности, не так уж и негодуем, возвышая свой голос лишь до немоты упрёка<…> Возвращайтесь в аудитории, они защищены в том числе от подобного рода провокаций. В них всегда найдется мудрый модератор, ответственное лицо, чья широкая либералистская душа, и вы тоже его поймите, не сможет все ж простереться до постановки вопроса о собственной легитимности. После распада СССР коллективная идентичность уже немыслима в прежних своих формах, человек остаётся наедине с самим собой и необходимостью определения своего места в изменившихся социокультурных обстоятельствах. В результате возникает то, что З. Бауман называет «всепроникающим ощущением утраты контроля над настоящим» [1, с. 67], что, по его мнению, ведёт к параличу политической воли и утрате веры в то, что коллективным образом можно достичь чего-либо существенного, а солидарные действия способны внести решительные перемены в состояние человеческих дел. В чём же видит поэт причины разобщённости и асоциализации (дезадаптации)? На всякий пожарный следовало бы сигнализацию встроить и в тело. Ведь пожар в одной голове всегда может перекинуться на другую, И тогда полыхнет весь город. Для этого-то и нужны — качественная изоляция индивидов, система пожарной тревоги, самый простой телефонный номер, также вероятно, призванный напоминать об одиночестве и невозможности солидарности. «Качественная изоляция индивидов» для поэта – не только опасный симптом, но и следствие «системы пожарной тревоги» как некоего набора властных стратегий и институтов установления тотального контроля за общественным сознанием. В сферу социальных институтов, ответственных за установление контроля, попадает и церковь, в последние годы активно стремящаяся срастись с институтом государства и проводящая агрессивную политику клерикализации общества. <…> Итак: Религия – это Стоматология. Она настаивает на ежедневном отправлении культа – утром после еды и вечером перед сном. Также полагается два раза в год показываться специалисту для профилактического осмотра. Она уверяет, что вы все равно обратитесь к ней, особенно, если слишком долго были беспечны. И вы действительно начинаете чувствовать, что все окружающее лишь суета сует, что мир, расположенный за границами полости рта, иллюзорен, что его как бы нет. Что вы совсем запустили самое дорогое (а этот сервис и вправду недешев), ведь что бы ни говорили, каждый из нас умирает наедине со своими зубами. И каждого из нас на Страшном Приеме спросят, заботился ли он об их спасении, а как нет, то ему уже поздно будет взывать к deus ex бор-machina. Посредством перекодирования культурных символов и построения исторических аналогий в текстах П. Арсеньева дискредитируются тоталитарные стратегии властного дискурса, а смысловым центром оказывается категория свободы, в том числе и свободы высказывания, которая поэтом понимается как высшая ценность, традиционно подавляемая властным дискурсом. Арсеньев выстраивает тексты как многоуровневые метафоры. В этом смысле пространственный образ стоматологического кабинета поэмы «Религия – это стоматология» семантически уравнивается с образом учебной аудитории из «Поэмы солидарности» как места ретрансляции застывших, изначально заданных смыслов и выполняет роль «пространства ментальной модерации» масс, модификации их сознания, а образ стоматолога сближается с образом «мудрого модератора», как архетипическим образом «властителя и спасителя», почти мистическую тягу к «сильной руке» которого знает литература. Другие в пространстве аудитории вне проблемы идентичности, которая предполагает ситуацию активного выбора. Нерефлектирующая масса за стенами аудитории для поэта – отчуждённые Другие, которых объединяет лишь пространство топоса, а не идеологии. Они избежали опасности экзистенциального выбора, но их сознание запуталось в сети внедрённых идеологических конструктов. Всё это встраивается в единую систему, ответственную за формирование общественного сознания, в ситуации активного противостояния которой находится поэт. Процессы «замирания» политической активности описывает в статье «Расплывающиеся острова» и социолог культуры Б. Дубин, говоря о том, что перед нами сейчас Россия, которая пытается адаптироваться к окружающему строю, продолжающему распадаться и что этот процесс, который можно более точно квалифицировать как процесс «понижающей адаптации», заключается в снижении требований как к окружающей реальности, так и к самому себе. Человек словно бы уговаривает символического Другого и себя: «А что, и так неплохо, что нам, больше всех надо? Лишь бы войны не было», при этом пытаясь оправдать и своё индивидуальное бессилие»: «Я что ли всю эту кашу заварил? Я вообще к этому никакого отношения не имею. Меня здесь нет и не бывало, у меня алиби». Эта новая антропологическая конструкция социальной жизни, «конструкция взаимодействия без действия, самоопределения через отсутствие – алиби» [2, с. 257] представляется очень важной при осмыслении механизмов самоидентификации современного человека. Посредством механизма негации, или отрицания, в модусе противостояния, борьбы с вышеописанными социальными конструктами прорисовывается и идентичность современного поэта как человека с активной гражданской позицией, реализующего свою причастность, «не-алиби» в мире.

Список литературы:

1. Бауман З. Индивидуализированное общество. – М.: Логос, 2005. – 390 с.
2. Дубин Б. Классика, после и рядом: Социологические очерки о литературе и культуре. – М.: НЛО, 2010. – 345 с.
3. Лаборатория Поэтического Акционизма. Режим доступа: https://poetryactionism.wordpress.com
4. Фромм Э. Человек одинок // Иностранная литература. 1966. №1. С.230-233.
5. Цветков А. Художественный авангард и социалистическая реклама. Режим доступа: http://rksmb.org/get.php?1631.

Telefon oder Radio sind im Industriezeitalter häufig als Metapher für den Mechanismus der dichterischen Inspiration aufgetreten, sie trugen in sich das heuristisch-metaphorische Potential, weil sie für die meisten Anwender immer noch ein Novum waren. Aus dem gleichen Grund war es erforderlich, diese mit Vorsicht zu verwenden, präzise den Gebrauchsanweisungen folgen, die mit diesen Geräten mitgeliefert wurden. Das dichterische Werk wurde ähnlich gedacht: Es war kein Ort für die Launen der Phantasie; es gab eine bestimmte existentielle Disziplin und einen Algorithmus in der Handhabung der Quelle dichterischer Inspiration, sodass bei einer Abweichung von diesem Algorithmus, Pfusch und Graphomanie zu werden droht. Die Spontaneität und Improvisation der Nutzer wurde durch den Industriegeist noch nicht so sehr geschätzt wie diese im postindustriellen Kapitalismus lobgepreist wird. In der Ära der immateriellen Arbeit gewinnen diese menschlichen Fähigkeiten nicht nur an Wert, sondern sie werden zudem defizitär und drohen in zu hohem Maße ausgeschöpft zu werden. Aber auch für künstlerische Technologien kommen harte Zeiten: Wenn Alles erlaubt ist, alle Medien möglich sind, dann kann es keine echte Revolte, keine Transmission aus sakraler Quelle mehr geben. Deshalb sieht das Büro für kulturelle Übersetzungen in einer Zeit des verdächtigen Kultes von Spontaneität und deren Aneignung durch das Kapital der Technologien des kreativen Durcheinanders, die Notwendigkeit, sich mit der Archäologie der verlorenen Media-Disziplin, die sowohl die technische als auch die künstlerische Rationalität umfasst, zu beschäftigen.

Sound-installation http://streetuniver.podfm.ru/my/53/

2

3

Метафорой механизма поэтического вдохновения в индустриальную эпоху очень часто выступал телефонный аппарат или радио, которые несли в себе эвристико-метафорический потенциал, поскольку для большинства пользователей они еще были в новинку. По этой же причине пользоваться ими требовалось с осторожностью, тщательно следуя инструкциям, которыми снабжались эти аппараты. Поэтический труд мыслился по аналогии: это не место для капризов воображения, существует вполне определенная экзистенциальная дисциплина и алгоритм обращения к источнику поэтического вдохновения, отклонение от которых грозит браком, халтурой, графоманией. Индустриальный разум не ценил еще так спонтанность и импровизацию пользователя, как его превозносит постиндустриальный капитализм. Вместе с тем именно в эпоху нематериального труда эти человеческие способности начинают становиться не только ценностью, но и дефицитом, грозить истощением. Но и для артистических технологий наступает нелегкий момент: если все дозволено, любые медиа возможны, ничего не может стать настоящим бунтом, трансляцией из сакрального источника. Именно поэтому в момент подозрительного культа спонтанности и присвоения капиталом технологий творческого беспорядка «Бюро культурных переводов» в лице Павла Арсеньева обращается к археологии утраченной медиа-дисциплины, охватывавшей как техническую, так и артистическую рациональность.

Если вы хотите написать стихотворение:

А-Б. При наборе номера доводите диск до упора. Обратное движение диска должно происходить свободно, без Вашей помощи, — только при этом условии возможен ПРАВИЛЬНЫЙ набор номера.
В-Г. Не набирайте номер до получения сигнала станции (непрерывный гудок), так как при этом номер не регистрируется и СОЕДИНЕНИЕ МОЖЕТ НЕ ПРОИЗОЙТИ.
Д-Е. НЕ СТУЧИТЕ ПО РЫЧАГУ АППАРАТА, так как этим Вы не ускоряете, а замедляете получение ответа станции.
Ё-Ж. Если номер занят, то следующий вызов того же номера следует повторить НЕ РАНЕЕ, ЧЕМ ЧЕРЕЗ 2-3 МИНУТЫ.
З-И. Прежде чем снять трубку, узнайте точно нужный Вам номер телефона. Если он у Вас не записан и Вы не нашли его в Телефонной книге, позвоните в Справочную службу.
Если вам нужно что-то уточнить:
Й-К. Если Вам нужно узнать в Справочной службе номер телефона учреждения или предприятия — позвоните и назовите сначала точное наименование учреждения, а затем нужный Вам отдел, сектор и т.д.
Л-М. Не вызывайте Справочную службу, не зная точно названия требуемого Вами учреждения или организации.
Н-О. Справочная служба дает справки только о номерах городской телефонной сети, — других справок она дать не может. Не загружайте телефонисток вопросами, НЕ ОТНОСЯЩИХСЯ К ИХ ПРЯМЫМ ОБЯЗАННОСТЯМ.
П-Р. Не загружайте Справочную службу вопросами о том, как можно куда-либо пройти или проехать.
С-Т. Экономьте время телефонистки Справочной службы, так как ВРЕМЯ ВЫДАЧИ вАМ СПРАВКИ У НЕЕ ОГРАНИЧЕНО.
Если к вам пришло вдохновение (что бывает крайне редко):
У-Ф. Отвечайте на звонок немедленно, трубку снимайте в перерывы между звонками. Снятие телефонной трубки во время звонка вызывает порчу микрофона (сгорания порошка).
Общие правила эксплуатации поэтического аппарата:
Х-Ц. Переставляя аппарат или вытирая с него пыль, не поднимайте его за рычаг и не снимайте трубку.
Ч-Ш. Не разрешайте детям пользоваться телефонным аппаратом БЕЗ НАБЛЮДЕНИЯ ВЗРОСЛЫХ.
Щ-Ы. О ремонте помещения, в котором есть телефонная проводка, заранее сообщайте в Бюро ремонта.
Э-Ю. Своевременно вносите абонементскую плату за пользование телефоном.
Я. За поломку, повреждение или утрату телефонного имущества МАТЕРИАЛЬНУЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ НЕСЕТ АБОНЕНТ.
Аудио-версия инструкций:

http://podfm.ru/getplayer/pod/?rss=http%3A%2F%2Fstreetuniver.podfm.ru%2Fmy%2F53%2Frss.xml&channel=embeddedplayer

Партизанско-поэтический квест

27 сентября 2014 (суббота) с 12:00 по 21:00

Довольно грошовых истин.
Из сердца старое вытри.
Улицы — наши кисти.
Площади — наши палитры.

Владимир Маяковский

Проект КАРТЫ наследует серии ФЕСТИВАЛЕЙ ПОЭЗИИ НА ОСТРОВЕ и происходит из двух интуиций: города как текста, «читатели» которого располагаются в нем самом и организуют его сообразно своим передвижениям, а также поэтического текста как пространственного феномена. Стихотворное высказывание может быть разнесено не только во времени, но и в пространстве, причем, не только в пространстве листа, но и во внешнем традиционной области печатной публикации среде. Конечно, городской текст во многом создается расположением домов, инфраструктурой транспорта, распределением учреждений и удобством средств коммуникации. Поэтому архитекторы, планировщики, специалисты по логистике думают, что именно они делают город, но у них нет настоящей власти над городом. Именно «пользователи», передвигаясь по нему и осуществляя различные пешеходно-речевые акты, организуют текст города так, как им удобно. В городе может на первый взгляд ничего не меняться (хотя текст Петербурга активно переписывается и на уровне застройки), но на самом деле он становится другим в каждом акте семиотического микросопротивления. Таким образом, речь идет не о субъективном («поэтическом») восприятии города или его отдельных частей, но о материализованном «переписывании», своеобразном хактивизме в контексте городской среды, который схож с компьютерным взломом. Основная идея — научиться смотреть на город так же, как хакеры смотрят на код. Первый шаг — это определение систем и структур, которые могут быть взломаны, второй — интервенция, изменение привычного положения вещей. Исходя из этого можно развернуть конструкцию современного поэтического текста — со всеми его атрибутами нелинейности, амбивалентности, гетероглоссии и т.д. — в масштабах постиндустриального города (тем самым настаивая и на определении современной поэзии как чему-то отличному от линейного рифмованного текста). В одних случаях это будут модифицированные элементы визуальной городской среды (видео-панели, электронные табло), в других — аудиальные партизанские вкрапления в повседневный звуковой фон, наконец, в третьих — само устройство (подчеркнутое или сконструированное) пространства будет дублировать риторико-прагматические эффекты современной поэзии вовсе без цитирования текста. В такой подготовленной среде расставленных поэтических «ловушек» или сконструированных поэтических ситуаций, может быть составлено бесчисленное множество маршрутов дрейфа (в которых траектория движения должна столь же отличаться от конвенциональных транспортных потоков, сколь стремится отклонить от избитых мыслительных ходов стремится уйти современный поэтический синтаксис); эта среда может быть использована начиная с любой точки («читать с любой страницы»). Кроме географии, можно ориентироваться и на хронологию поэтических действий, которые пройдут в ранее не использовавшихся для литературных мероприятий местах и на которые можно будет попасть только вступив в игру и следуя поэтическим «указаниям».

Участники: Павел Арсеньев, Валерий Нугатов, Кирилл Медведев, Роман Осминкин, Никита Сафонов, Евгения Суслова, Наталья Федорова и другие

Более подробная информация об участниках и каждом проекте доступна на сайте: http://lpa.manifesta10.org

http://cal.manifesta10.org/ru/event/243
https://www.facebook.com/events/1483189965269594

gryaznaya028_
Тексты, найденные под обоями (2014)
Павел Арсеньев

Проект был реализован в рамках программы «Communal art» Публичной программы Manifesta10

Тексты, долгое время хранившиеся под спудом и обнаруживаемые при переклеивании обоев, являются не только риторическим артефактом ушедшей эпохи или даже разных эпох, образующими тем самым палимпсест дискурсивного бессознательного, но порой составляются и в совершенно прихотливого  текстовые коллажи, высекая эффект «готового текстового объекта» (ready-written). Необходимость отделить штукатурку от нежного покрытия обойной бумаги заставляет соседствовать критику капиталистического рабства с предупреждением врачей об опасностях ядовитой медузы в газетах 60-х годов, рецензию на книгу по истории советской литературы из 80-х годов — с дореволюционными нотами Parfum des fleures, а фрагмент заголовка «оружие — ложь и клевета» с фотографией «родной пейзаж». Язык советских газет, который принято называть суконным и опровергающим самого себя, в перекомбинированном нуждами ремонта виде, парадоксальным образом начинает говорить в большей степени свидетельствовать против политической современности — несмотря на полную архаичность уже для своей эпохи. Ни точная репрезентация, ни полная инфляция знака, но именно их одновременное сочетание и порождает этот странный эффект текстуального спиритизма.

«На первый взгляд акция и поэзия – понятия антагонистические: акция кратковременна – поэзия устремлена в вечность, акция направлена вовне – поэзия автореферентна, акция ставит конкретные цели – поэзия бежит любого рода инструментализации, акция проблематизирует настоящее – поэзия всё время забегает в будущее», — такими словами начинает Р. Осминкин, идеолог и поэт Лаборатории Поэтического Акционизма2, «Введение в понятие ”поэтический акционизм”», в котором пытается дать онтологическое обоснование одному из актуальнейших явлений в современной поэзии [Осминкин, 2012.С. 6]. Поэтический акционизм в широком смысле можно определить как эстетическое явление, генетически восходящее к античной декламации, в том её изводе, который был тесно связан с театральным перфомансом, а также к модернистским литературным практикам: дадаизму, сюрреализму и более позднему шозизму. Под поэтической акцией при этом понимается «вторжение радикального художника на не готовую к этому публичную территорию с последующим скандалом, провоцирующим власть реагировать, а зрителя – думать» [Цветков]. Это понимание современной поэтической акции особенно сближается с постоянными провокациями дадаистов самих себя и окружающих, призванными «расшатать» рамки обыденного сознания и «вытащить человека из гетто привычных вещей и предсказуемых связей» [Там же]. В этом смысле акция, в основе которой лежит авангардистская модель провокации и которая по сути своей нацелена на нарушение ряда стилевых, эстетических, поведенческих конвенций, внутри своего свершения, глубоко поэтична, так как «всегда неуместна, неудобна и избыточна» [Осминкин, 2012.С. 7]. В данной работе мы исследуем генетические корни современного отечественного акционизма, актуализируя связи с некоторыми авангардистскими практиками ХХ века. Можно говорить о том, что сегодня актуальное искусство наиболее активно пользуется т.н. техниками, или стратегиями «присвоения», берущими начало в живописи прошлого столетия. Отцом данной практики, который положил начало лёгкому отношению к «присвоению», можно считать Энди Уорхола: он одним из первых начал использовать торгово-рекламные образы начала 1960-х. В рамках этой парадигмы «присвоения» функционирует и поэзия «нулевых» с её стремлением к размещению и постановке текста стихотворения в пространстве города. Одной из таких постановок можно считать «Распыление поэмы в городе». В названии, вероятно, отсылка к т.н. «живописи действия» Джексона Поллока, которого из-за необузданной манеры кружить над картиной в Америке прозвали «Джек-разбрызгиватель3» (ср. с англ. «Jack, the Dripper», что всего одной буквой отличается от известного «Джек-Потрошитель» – Jack, the Ripper). В ходе проведения этой акции стихи текста Кирилла Медведева «Жить долго, умереть молодым» появились на разных частях Литейного проспекта. Это были в том числе фрагменты: «вырисовывается та позиция художника, которая нам неприятна», «аполитичность ведёт к маразму», «красные не сдаются, чтобы умереть молодым мгновения остаются» и др. Эта акция Лаборатории Поэтического Акционизма, выдающая пристрастие к письменной речи, отсылает нас также к творчеству концептуальной американской художницы Дженни Хольцер, которая пришла в паблик-арт после работы в абстрактной живописи. Одной из наиболее известных её акций стала расклейка в Нью-Йорке серии сентенций: «Немного знаний сгодятся надолго», «В злоупотреблении властью нет ничего удивительного», «Самые жестокие – это дети» и др. [Тейлор, 2006: 145]. Однако, если акция Дж. Хольцер носила скорее прикладной, экспериментальный характер, то поэты Лаборатории поясняют свою стратегию захвата общественного пространства следующим образом: именно посредством вовлечения в творчество городских поверхностей язык обретает пресловутые «весомость, грубость, зримость», а улица – перестает корчиться безъязыкой. Но, что принципиально важно, «не перестает корчиться вообще» [Монастырский]. Так, по мнению работников Лаборатории, «даже оязыченная, сперва испещренная надписями подростков из неблагополучных районов, а затем и культурно валоризированная и осмысленная как эстетический феномен, городская окраина продолжает воспроизводить все краски социального неравенства» [Там же]. Вот почему художники Лаборатории не могут не чувствовать «яростной потребности наносить свои непрозрачные знаки (теги) поверх враждебной городской разметки» [Там же]. В мировой истории акционизма подобное мироощущение городской среды, как враждебного пространства, вовсе не ново. И в этом смысле крайне репрезентативна фигура англо-американского художника-концептуалиста с польскими корнями Кшиштофа Водичко, который в 80-ые годы прошлого столетия стал автором ряда т.н. «мемориальных проекций» в городской среде Лондона и Нью-Йорка. Его метод перекодировки публичных пространств заключается в том, чтобы взять некий объект общественного наследия и спроецировать на него изображение, призванное сместить или разрушить его привычное содержание, будь то культурный памятник или административный центр. По мнению Б. Тейлор, среди наиболее известных работ К. Водичко: проецирование руки Рональда Рейгана на фасад здания AT&T4 в 1984, свастики – в самый центр классического фронтона посольства ЮАР в Лондоне (1985), а также предложение вложить костыль в руку памятника Линкольну на Юнион-сквер в Нью-Йорке (1986). Сам К. Водичко комментирует свои «Публичные Работы», настаивая притом на написании с прописных букв, следующее: «безжалостно динамичное пространство сегодняшнего города с его недвижимостью и неоднородностью экономического развития в особенности затрудняет общение обитателей города и приезжих посредством городских символов. <…> Не разговаривать посредством городских памятников – значит отказаться от них и отказаться от себя, потерять и то и другое с точки зрения и истории, и современности… » [Цит. по Тейлор, 2006: 141]. Но, если К. Водичко, в первую очередь, интересуют отношения истории и современности: он ставит под вопрос как функцию городской собственности, так и право застывшего, заданного единожды взгляда на неё, то отечественных акционистов волнуют, по большей части, вопросы взаимодействия топоса и идеологии, они ставят под сомнение сам принцип целесообразности устройства городского пространства, а следом осмысленно вторгаются на территорию, с идеологическим наполнением которого вступают в диалог, подчас агрессивный. Как это было, к примеру, во время реализации одной из первых уличных акций, которая состоялась 11 мая 2008 на паперти Казанского Собора в Санкт-Петербурге. Во время акции в мегафон были зачитаны абсурдистские стихи «Религия – это стоматология», раздавались листовки, действие сопровождалось пластическим перфомансом. Акция не только явилась реакцией на ряд имущественных и культурных претензий РПЦ, (в частности, против попытки «захвата» представителями РПЦ помещений Российского государственного гуманитарного университета в Москве5 и продолжительного процесса лоббирования религиозного воспитания в учебных заведениях), но также была направлена на «возвращение публичности стремительно сужающемуся публичному пространству» [Религия – это стоматология]. По словам организаторов акции, «сама композиция Казанской площади и архитектура собора располагали к политическому действию со времен Плеханова6. <…> Именно эти собор и площадь, расположенные на центральном проспекте потребления, ареала света и полусвета, в пространстве классового врага, стяжают славу отправной точки революции» [Там же]. Но сегодня и собор, и площадь обнесены решеткой, а городское пространство становится всё более похожим на «туннели для циркуляции атомизированных индивидов от одного торгового центра к другому, чисто технически исключая саму возможность коллективного действия, шествия, собрания. Мы не заводим плач о разрушении старинных дворцов. Мы создаем новую разметку городского пространства, не обусловленную топографией новых дворцов консьюмеризма» [Там же]. Новая разметка городского пространства в исполнении поэтов-акционистов Лаборатории последовательно выстраивается в парадигме вышеописанных «мемориальных проекций» К. Водичко. Их цель «не “привнести жизнь” или “оживить” мемориал, не поддержать счастливую, довольную, бюрократическую социализацию данного места, а показать обществу, что мемориал мёртв. Стратегия мемориальных проекций – атаковать мемориал внезапно пользуясь слайдом как оружием, или же внедриться в официальные культурные программы, которые там, на месте, организуются» [Цит. по Тейлор, 2006: 142]. Именно этой стратегией «внедрения» во враждебное социально-культурное пространство с целью его идеологической деструкции и ритуальной демифологизации пространства пользуются отечественные акционисты в ряде своих акций. Так, перформанc-интервенция в супермаркет, где был прочитан текст «Поэмы товарного фетишизма», представляет собой яркую иллюстрацию данной стратегии. Сама попытка проникновения художника в пространство, на разрушение мифологической символики которого направлен поэтический текст в совокупности со специфической формой его презентации, являет собой один из примеров индивидуального бунта, а вовсе не кажущегося парадокса повседневности7. Текст поэмы призван в актуальном событии «взорвать» эту самую повседневность, по-новому высветить фундаментальный миф классического происхождения – миф о том, что в экономической системе именно индивиду принадлежат реальная власть и свобода выбора8, ориентации в пространстве мира «товарного изобилия»9. Исследуя атмосферу политизированного экспериментаторства в современной России, важно упомянуть такие нашумевшие «непоэтические» акции, как «Фиксация» и «Туша» концептуального петербургского художника Петра Павленского. Эти события иллюстрируют ещё одну провокативную художественную стратегию современного акционизма, разговор о которой на сегодняшний день, несомненно, назрел, — стратегию производства культурного шока10. Так, в ходе акции 10 ноября этого года, в День сотрудника органов внутренних дел, бывший студент Художественно-промышленной академии Штиглица и фонда «Про Арте», прибил себя гвоздем за мошонку к брусчатке на Красной площади. Сам художник настаивает на том, что акцию стоит воспринимать как «метафору апатии, политической индифферентности и фатализма современного российского общества11» [Павленский. Грани.ру ]. По словам П. Павленского, россияне сами виноваты в том, что с ними происходит: «Сейчас, когда власть превращает страну в одну большую зону, открыто грабя население и переправляя финансовые потоки на рост и обогащение полицейского аппарата и прочих силовых структур, общество допускает произвол и, забыв про свое численное преимущество, своим бездействием приближает триумф полицейского государства» [Там же]. Неслучаен как выбор художественной формы (прибивание зэками себя за мошонки – распространённая форма протеста на зонах), так и места проведения акции. Последнее, вероятно, — отсылка к художественному контексту – знаменитой акции арт-группы Э.Т.И.12 Анатолия Осмоловского под названием «Текст», но более известная как «Хуй», которая, по признанию специалистов, ознаменовала начало принципиально нового периода в истории российского искусства – московского уличного акционизма. Напомним, что в ходе этой акции 18 апреля 1991 года на Красной Площади телами участников было выложено слово «хуй». Формально акция была приурочена к закону о нравственности — 15 апреля 1991 года, согласно которому, было, в том числе, запрещено ругаться матом в общественных местах. На деле же акция являлась критикой социально-экономической политики государства и выражала протест против повышения цен, приведший к замиранию художественной жизни в культурной столице и, по сути, поставивший её под угрозу исчезновения13. Интересно, что акция проводилась в канун дня рождения Ленина и была интерпретирована как посягательство на его память14. Ещё одна радикальная одиночная акция П. Павленского под названием «Туша» проходила у здания законодательного собрания Петербурга и заключалась в том, что художник лёг непосредственно у здания «нагой и обмотанный колючей проволокой». Акция символизировала «существование человека в репрессивной законодательной системе, где любое движение вызывает жестокую реакцию закона, впивающегося в тело индивида» [Грани.ру]. На уровне идеологии, в аспекте социально и политически ангажированного содержания акций художника очевидна их связь с идеологическим и политическим контекстом творчества ЛПА и нашумевшей, растиражированной СМИ акцией радикальной феминистической группировки «Pussy Riot». Несмотря на то, что по степени общественного резонанса, влияния на институции и действующее законодательство представленные акции, несомненно, разного масштаба, в основе их лежит одна «стратегия производства культурного шока», один посыл — вывести общество из зоны комфорта и заставить обратиться к действительности. Акции П. Павленского по художественной форме и яркой провокационной тактике, несомненно, соотносятся с отечественным леворадикальным искусством 1990-х (в частности, с продуктом творческого объединения Э.Т.И.), одной из задач которого было выстроить такую сферу современного искусства, которая «пользовалась бы в обществе неограниченной автономией и свободой высказывания» [Зайцева]. Однако по своей идеологической задаче, философской подоплёке и отношению к институциональной проблематике они выходят за эти рамки, генетически восходя к западноевропейским и американским акциям 60-х и 80-х г, в частности, к провокативным практикам «телесных ритуалистов15» и американских концептуалистов. Так, например, европейская художница Джина Пейн много лет пользовалась своим телом как художественным объектом, кромсая его лезвием и всячески мучая на глазах аудитории, чтобы встряхнуть последнюю. Она считала, что общество не может принять язык тела, поскольку этот особый язык «не вписывается в автоматизм, необходимый для функционирования системы» [Цит. по Тейлор, с. 42]. Ещё один радикальный экспериментатор Стюарт Брисли совершал протяжённые во времени ритуалы с телом, ставя перед собой и аудиторией такие проблемы, как «власть или автономия», «контроль или свобода», «потребление или самоотречение» [Тейлор, с. 43]. В рамках акции «Десять дней16» Брисли в течение десяти дней отказывался от пищи, наблюдая, как медленно портятся блюда, которые ему сервировали. В другой работе «Выживание в чужом мире» Брисли выкопал в поле яму, соорудив на дне деревянную конструкцию, где в одиночестве находился в течение двух недель. Во время перфоманса 1972 г., известного как «ZL656395C», Брисли превратил галерею в «жутковатое пространство, напоминающее то ли тюремную камеру, то ли палату психиатрической лечебницы. Стены и пол были покрыты разводами грязи и фекалиями (по крайней мере, чем-то похожим), мебель поломана. В этом пространстве Брисли сидел, покачиваясь, или ползал на четвереньках, с выражением уныния на лице, ровно две недели, в то время как зрители наблюдали за ним в замочную скважину» [Тейлор]. Этот способ доступа к произведению призван был работать мощной метафорой их собственной подавленности и отчуждённости друг от друга в обществе изобилия и потребления17. Таким образом, художественные практики современных отечественных акционистов, пользуясь авангардистскими моделями и стратегиями «присвоения», «внедрения», «производства культурного шока», генетически восходят к ряду авангардистских течений: дадаизму, сюрреализму, более позднему шозизму и концептуализму, а также вбирают в себя опыты «живописи действия», «мемориальных проекций» и «телесного ритуализма». Современный отечественный акционизм остаётся в основе своей концептуальным искусством и функционирует в парадигме паблик-арт, или искусства городской среды, ориентированного на неподготовленного зрителя и подразумевающего коммуникацию с городским пространством, непосредственную провокацию аудитории. «Означить и переозначить пространство – акт не менее политический, чем поэтический» [Осминкин, 2012: 5] и шире — художественный, но, чтобы это сделать, нужно пробиться сквозь толщу довлеющей материальности, сместить привычные коммуникативные акценты и разрушить устоявшиеся модели взаимодействия с социально-культурным пространством города и властным дискурсом. Осознанно или подсознательно апеллируя к творчеству непосредственных предшественников, современным акционистам удаётся расширить рамки реальности, смешав границы между авангардистскими практиками прошлого и современными провокативными художественными практиками, активно преобразуя социальное настоящее и тем самым, возможно, влияя на политическое будущее. Это та самая революционная возможность, о которой, ссылаясь на В. Беньямина, писал в одном из манифестов Р. Осминкин, утверждая, что в структуре их акции «заложен разрыв повседневности. Она останавливает привычное течение времени, отнимает у него мгновение и даёт ему революционный шанс» [Осминкин, 2012: 6].

Примечания:

2 Лаборатория Поэтического Акционизма – это «рабочее объединение поэтов, художников и философов, которые ставят своей целью разотчуждение повседневности через насыщение городского пространства поэзией» [Лаборатория Поэтического Акционизма]
3 Имеется в виду дриппинговая манера письма художника
4 AT&T Inc — одна из крупнейших американских телекоммуникационных компаний, один из крупнейших провайдеров беспроводных услуг в США.
5 В 2004 году суд постановил передать в собственность Русской православной церкви часть помещений здания Историко-архивного института. Священнослужителям должны были достаться, в частности, кабинет декана и учебно-методический кабинет [Бюттнер].
6« В феврале 1917 года именно к Казанскому собору приходят бастующие текстильщицы с Выборгской стороны <…>. В 90-е <…> ступени Казанского собора также служили демократической площадкой для сбора самых различных групп, были своеобразной агорой» [Религия – это стоматология].
7 Более подробно в работе Бехметьева Л.Ю. Современный поэтический акционизм: новые антропологические конструкции и мифология товарного фетишизма // Культурология в контексте гуманитарного знания: в 3 ч. Ч.1. – Курск: гос. ун-т, 2013.
8 Более подробно см. в работах Ж. Бодрийяра («Система вещей»), Д. Бенсаида («Спектакль как высшая форма товарного фетишизма»)
9 Для России — пространства, стоящего на обломках коллективистского общества советской формации, в ситуации исчезновения, размывания авторитетов религиозных, политических и социальных инстанций, представляется особенно актуальной концепция вещи как средства утешения. Именно её Ж. Бодрийяр называл «бытовой мифологией», в которой «гасится наш страх времени и смерти» [Бодрийяр, 1999: 108].
10 Стоит уточнить, что все выделяемые в работе художественные стратегии в основе своей провокативны, а значит, все они так или иначе работают на вызов состояния удивления/шока у неподготовленной публики. Но, по степени градации производимого эффекта представляется целесообразным выделять «стратегию производства культурного шока» как наиболее радикальную в этом смысле
11 Процессы «замирания» политической активности, являющиеся следствием нарастания процессов отчуждения в социуме, описывает в статье «Расплывающиеся острова» и социолог культуры Б. Дубин, говоря о том, что перед нами сейчас Россия, которая пытается адаптироваться к окружающему строю, продолжающему распадаться, и что этот процесс, который можно более точно квалифицировать как процесс «понижающей адаптации», заключается в снижении требований как к окружающей реальности, так и к самому себе [Дубин].
12 «Экспроприация Территории Искусства»
13 По воспоминаниям А. Осмоловского: «До этого мы свои представления делали в различных ДК, арендуя у них пространства и собирая деньги на аренду с билетов. А после первого повышения цен все ДК требовали 100 % предоплату (у нас таких денег конечно не было). Художественная жизнь полностью замерла» [Осмоловский].
14 На фото получалось, что на Мавзолее написано «ЛЕНИН», а на брусчатке выложено «ХУЙ». За акционистов тогда вступилась творческая интеллигенция. Поэт Андрей Вознесенский предлагал так отвечать на обвинения в оскорблении Ленина: «Скажите, что если бы вы хотели оскорбить Ленина, то вы бы тире перед словом поставили» [Осмоловский].
15 В составе Гюнтера Бруса, Отто Мюля, Хермана Нитша, Рудольфа Шварцкоглера и др.
16 Впервые показана в 1972 г. Берлине, затем в Лондоне в 1978 г.
17 В частности, З. Бауман фиксирует настоящий парадокс современности: несмотря на то, что «отношение к своим членам как индивидуальностям является торговой маркой современного общества», человек привыкает рассматривать себе подобных уже не в качестве неповторимых и самоценных личностей, но в качестве своеобразных объектов, призванных удовлетворять многочисленные потребности [Бауман, 2005. С. 57].

Бехметьева Л.Ю.
Источник: http://5fan.ru/wievjob.php?id=63870&utm_source=twitterfeed&utm_medium=twitter

27 июня в рамках Публичной программы MANIFESTA10 откроется квартирная выставка Лаборатории Поэтического Акционизма и программа мероприятий «Текст на улице / текст в помещении»

Первое мероприятие выставки откроется экспозицией и программой Лаборатории Поэтического Акционизма «Текст на улице / текст в помещении», в которой будет проанализировано развитие нонконформистской литературно-художественной традиции между полюсами поэтических квартирников и публичных перформансов, от ленинградской сцены 70-х годов до современных экспериментов с текстом в искусстве.

С 15:00 по 20:00 по адресу
Марата 33, кв. 7 (Грязная галерея)

15:00 Открытие экспозиции и начало работы самиздатской библиотеки на улице.

17:00 Доклад Павла Арсеньева «Поэзия в городе, или текстовые инсталляции в городской среде».

29 июня

17:00 «Гений места»: предыстория Грязной галереи.

18:00 Доклад о неподцензурной ленинградской поэзии «Маленький двойной».

19:00 Поэтический квартирник с участием Павла Арсеньева, Дмитрия Голынко, Аллы Горбуновой, Романа Осминкина, Никиты Сафонова и др.

http://manifesta10.org/ru/public-program/events/

26 июня в рамках коллективного проекта «Generation Start» параллельной программы Европейской Биеннале современного искусства MANIFESTA10 впервые в Петербурге откроется выставка Павла Арсеньева «Орфография сохранена«.

ars1

«Имея своей задачей разотчуждение повседневности через насыщение ее поэзией, пространственные текстовые композиции стремятся вкраплять нечто поэтическое в те части городского пространства, где этого никак не предполагается и где это сможет остановить взгляд. Точно также для меня важно утвердить и новое понимание самой поэзии, реализующейся, по моему убеждению, сегодня все в большей степени за пределами бумажной страницы.
Реконструируя пространственную композицию, впервые созданную в галерее «Старт» в 2012 году, я хотел вернуться к тому моменту, когда выяснилось, что концептуалистское высказывание, будучи помещенным в актуальный полемический контекст, обладает потенциалом реполитизации. Именно в контексте гражданской мобилизации 2011-2012 гг. это стихотворение Всеволода Некрасова, будучи материализован как на плакатах к митингу, так и одновременно в качестве художественного текстового объекта, оказывалось в эпицентре дебатов, связанных с кризисом и критикой способности мечтать и бороться за изменения. Сегодня же, когда всколыхнувшаяся «надежда на утопию» оборачивается волной культурных и социальных репрессий, я вижу своей задачей как можно более внимательно проследить траекторию перехода от мобилизации политического воображения к попаданию в кабинет следователя». — Павел Арсеньев

Выставка Generation START в бывших учебных классах Первого кадетского корпуса Санкт-Петербурга обыгрывает модель школьного академического просмотра. Экспозиция построена по принципу площадки СТАРТ – каждому художнику предоставлено отдельное пространство для авторского высказывания. Такой формат выставки не только расскажет зрителям МАНИФЕСТА 10 о деятельности проекта, но и покажет срез нового поколения современного российского искусства.

Художники Generation START: Евгений Антуфьев, Павел Арсеньев, Татьяна Ахметгалиева, Аслан Гайсумов, Иван Горшков, Евгений Дедов, Таисия Круговых, Кирилл Макаров, Milk and Vodka, Иван Новиков, Татьяна Пёникер, Александр Подгорный, Игорь Самолёт, Ксения Сорокина, Валентин Ткач, Устина Яковлева.

Место проведения: Первый Кадетский корпус – Санкт-Петербург, Университетская набережная, д. 13 (вход со стороны д. 15)

http://projectstart.ru/home.php
http://www.winzavod.ru/events/?id=1336

Лаборатория Поэтического Акционизма и [Транслит] участвуют в Библионочи-2014, которая состоится сегодня в Москве. Для того, чтобы сделать перемещения в специальном трамвае, который будет курсировать сегодня между площадками, менее беззаботными, были подготовлены записи стихотворений 6 современных поэтов, являющихся членами или единомышленниками Лаборатории. На каждого приходится около 10 минут, по ссылке можно найти минутный пример из каждого:

Роман Осминкин. Стихи в метро
Дина Гатина. Сели-сели
Павел Арсеньев. Гагарин и мы
Кирилл Медведев. Если у вас какие-то проблемы…
Кети Чухров. Грудь Аэлиты (фрагмент)
Валерий Нугатов. Выйди, поэт…

Информация от организаторов:

3450_main_img_02В рамка «Библионочи» с 25  на 26 апреля будет работать специальный библиотечный автобус, на котором читатели смогут передвигаться от библиотеки к библиотеке. Во время поездки они познакомятся с произведениям, специально созданными для этого дня талантливыми молодыми поэтами.

Автобусу присваивается маршрут номер «Б» и он будет курсировать по нескольким библиотекам, которые привлекли внимание организаторов акции своей уникальной историей, необычной архитектурой, интересными мероприятиями, проходящими там в этот день. Начальной точкой маршрута станет Библиотека им. Достоевского, конечной остановкой – Кафе –Клуб «Мастерская».

На протяжение всего пути в автобусе № Б будут звучать произведения современных поэтов, связанные с темой «Перевод времени» и рецептивным контекстом движущегося транспорта. Произведения для трансляции созданы рабочим объединением поэтов и художников «Лаборатория поэтического акционизма».

Автобус № Б будет курсировать от библиотеки к библиотеке около 6 часов, после чего отвезет всех желающих на завершающую Библионочь вечеринку, которая пройдет в Кафе-клубе «Мастерская».

Маршрут №Б
Начало маршрута от Библиотеки им. Достоевского в 19.00, 20:00, 21:00, 22:00
Библиотека им. И.С.Тургенева
Библиотека им. А.П.Чехова
Библиотека им. С. М Эйзенштейна
Библиотека им. Н. А.Добролюбова
Научная педагогическая библиотека им. К.Д. Ушинского
Дом Гоголя
Кафе-Клуб Мастерская (финал маршрута)

Скачать маршрутный лист вы можете сказать здесь.

Отсюда: http://www.biblionoch.ru/specprojects/marshrut/index.php

http://streetuniver.podfm.ru/my/45/1

Видео  —  Posted: 25 апреля, 2014 in Участие в

Cyberfest в Берлине

Posted: 11 ноября, 2013 in Участие в

Screenscaping2_1280px_2096wЛаборатория Поэтического Акционизма участвует в фестивале «Суberfest» в Берлине.

13 ноября 19.00 в PLATOON Kunsthalle откроется видеопрограмма «Changing Landscape 2»
http://www.thewye.de/events/cyberfest-2
http://cylandfest.com/site

https://www.facebook.com/events/464459557006243/?ref=22

Прямая интернет трансляция с фестиваля http://new.livestream.com/cyberfest2013 (будет проводится 13 ноября в Молодежном центре Эрмитажа вместе с показом самой программы)